Worldlog Неделя 09 — 2009

В этом выпуске я продолжу рассказ об организации Партии для Животных. После нашего вступления в ряды членов парламента многие комментаторы от политики с усмешкой говорили, что теперь в Нижней Палате нашлось место и для «кошечек и собачек». Они упрекали нас в «моральном превосходстве», а коллеги-политики не упусками ни одной возможности, чтобы заявить, что «без компромиссов не существует политики».

Об этом писала историк Маарче Янсе на страницах одной из крупнейших газет Нидерландов (Народная Газета Фолкскрант). Статья вышла 6 января 2007 года и называлась «Партия для Животных бросает вызов политическому истеблишменту». В ней говорилось, что стиль ведения политики Партией для Животных (так называемый экспрессивный стиль) многим напоминает организации девятнадцатого века, описанные ею в научном обозрении, и объединенные под общим названием «отменители». Действия этих организаций были направлены на, например, отмену вивисекции, рабовладения или на введение сухого закона, они также занимались правами женщин и проводили политические манифестации. Три основных способа, используемых ими для того, чтобы заставить публику выступать против несправедливости были – подвести научную основу, воззвать к морально-этическим ценностям, вызвать чувство жалости и ответственности путем рассказа об ужасах происходящего. То есть снова и снова доказывалась необходимость незамедлительно приняться за решение проблемы.

«Экспрессивный стиль ведения политики Партии для Животных имеет право на существование и может найти широкую поддержку, как учит нас история» — пишет Маарче Янсе. Некоторые считают, что Партия для Животных не сможет зарекомендовать себя в качестве серьезного игрока на политической арене из-за самопровозглашенного морального превосходства, что является признаком прямолинейности – добро против зла – упрощенный взгляд на политику. То представление о (правильной) политике, которому эти критики слепо следуют, сводится к тому, что социолог Франк Паркин называет «инструментальной политикой»: игра в переговоры, которая ведет к заключению компромиссов и появлению нового законодательства. «Экспрессивная политика» не находит своего признания: выражение личного негодования против несправедливости. Но если и есть что-либо в сегодняшней политике, что навсегда останется в нашей памяти после восстания Пима Фортауна — это то, что ведение инструментальной политики, типичными представителями которой являются кабинеты либералов и социал-демократов, заставит обычных граждан отвернуться от политики. Нельзя отминать у простых граждан возможность выражать свое мнение и эмоции.»
Она продолжает: «Утверждение Марианны Тиме, что ее партия является последователем движений против рабства и за права женщин – это политическое заявление, которое служит залогом будущего успеха и моральной правоты Партии для Животных. Мое недавнее исследование движений за отмену, среди прочего, рабства или злоупотребления алкоголем в Нидерландах доказывает, что действительно просматриваются исторические параллели с историей Партии для Животных. Начиная с 1840, озабоченные жители организовывали различные движения, выступающие за то, чтобы положить конец страданииям рабов, детей алкоголиков и жителей острова Ява. С самого начала попытки «отменителей» отчаянно высмеивались. Тот, кто принципиально отказывался от спиртных напитков и тем самым выступал против проблемы злоупотребления алкоголя, становился предметом насмешек и мог даже потерять свое положение в обществе.»

В следующем выпуске часть вторая анализа от Маарче Янсе. До следующей недели!

This week I’d like to continue my story of how we set up the Party for the Animals. On taking up our first seats in the Dutch parliament, numerous commentators made jokes about “dogs and cats” in the Lower House. They accused us of “moral superiority” and politicians from other parties never missed an opportunity to lecture us that “there can be no politics without compromise”.

Historian Maartje Janse wrote about this development in one of the Netherlands’ leading newspapers, De Volkskrant, on 6 January 2007 in an article entitled “Animal party challenges the political establishment”. She drew a strong comparison between the politics of the Party for the Animals (the so-called “expressive style” of politics) and the 19th-century “abolitionist” organisations she has described in her research. Unlike philanthropic institutions, these organisations, working for the abolition of vivisection, slavery or alcohol abuse or fighting for the rights of women, became active on the political stage. Convincing the public to take a stand against a wrong then required three main things: an approach grounded in science, an appeal to people’s conscience and sense of morality and an ability to arouse feelings of compassion and outrage in the face of atrocity. Time and again, they argued that the greater good had to transcend all other differences.

“History teaches us that there is certainly a place in the political landscape for the expressive style of the Party for the Animals and that it appeals to many,” according to Maartje Janse. There are people who believe that the Party for the Animals disqualifies itself as a serious contender in the political arena by its self-declared moral superiority, which betrays a over-simplified, black-and-white view of the world – good against evil – and a simplistic conception of politics. “This conception of (good) politics that these critics implicitly refer to is limited to what sociologist Frank Parkin calls “instrumental politics”: engaging in the game of negotiation to reach compromises and enact new legislation. This rejects “expressive politics”: the expression of personal outrage at injustices. But if there is one thing that today’s politicians have come to understand post-Pim Fortuyn, it is that the instrumental politics characteristic of liberal and social-democratic governments actually alienates people from politics. There needs to be room for citizens to voice their opinions and feelings.
She continues: “The claim by Marianne Thieme that her party is following in the footsteps of the anti-slavery movement and the movement for women’s rights is a political statement that suggests the future success and moral infallibility of the Party for the Animals. Yet, my recent research into the Dutch movements for the abolition of, among other things, slavery and alcohol abuse show historical parallels with the rise of the Party for the Animals. From 1840, concerned citizens organised themselves into various single-issue groups to press home their demands for an end to the suffering of slaves, the children of drunkards and the Javanese. From the outset, these “abolitionists” were ridiculed. Anyone who abstained from hard liquor as a way of taking a stance against the social problem of alcohol abuse was derided and ran the risk of losing their social status.”

Next week I’ll continue with part 2 of Maartje Janse’s analysis. Till then!